Текстология рассказа И. А. Бунина «Тишина»: элегия в прозе
- Авторы: Щавлинский М.С.1
-
Учреждения:
- Институт мировой литературы, им. А.М. Горького РАН
- Выпуск: Том 83, № 4 (2024)
- Страницы: 119-129
- Раздел: Статьи
- URL: https://medbiosci.ru/1605-7880/article/view/271052
- DOI: https://doi.org/10.31857/S1605788024040126
- ID: 271052
Полный текст
Аннотация
В 1901 г., вернувшись из своей первой заграничной поездки, И.А. Бунин написал рассказ, по мотивам путешествия по Швейцарии в компании В.П. Куровского, «На Женевском озере» (позднее «Тишина»). Этот текст единственное прозаическое произведение писателя, которое содержит посвящение. Фигура Куровского (романтического персонажа) очень увлекала молодого Бунина, ему позднее он посвящал и стихи.
В статье показано сквозь текстологическую призму, как от редакции к редакции (текст переиздавался 7 раз) трансформировался элегический рассказ писателя. Бунин сохранил первоначальные установки поэтики романтизма, но старательно ретушировал излишнюю эмоциональность текста, избавлялся от романтических клише, сокращал объем интертекстуальных связей, а также проводил характерную для зрелого Бунина-писателя середины 1910-х годов стилистическую правку.
Ключевые слова
Полный текст
В феврале 1901 г. Бунин начал работу над рассказом «Тишина» [1, с. 396]. 8 мая 1901 г. в письме Ю.А. Бунину, писатель сообщал: «…написал я почти до конца (все не кончены, но вот-вот кончу) 4 небольших рассказа» [2, с. 374], подразумевая рассказы: «Скит», «Тишина», «Костер», «В августе». В мае рассказ был дописан [1, с. 414] и 28 мая отправлен в журнал «Мир Божий», о чем Бунин в письме сообщил брату: «Послал 3 стиха в “Мир Божий” и рассказ – очень маленький» [2, с. 376, 654]. Рассказ был опубликован под заглавием «На Женевском озере» (МБ)1 1 июля 1901 г. Уже в следующем году, в СС (6)-1-1[2] Бунин меняет заглавие произведения на «Тишина», под этим заглавием текст переиздавался позднее.
Как отмечала В.Н. Муромцева-Бунина, рассказ автобиографичен: «Женева и Женевское озеро отразились в рассказе “Тишина” Бунина» [5, с. 182]. Многие другие исследователи вторили ей, да и сам Бунин, сделав в конце рассказа посвящение своему другу В.П. Куровскому3 – очевидно не скрывал автобиографические корни этого произведения.
Товарищу, с которым я пережил так много в пути, одному из немногих, которых я люблю, посвящаю эти немногие строки. Посылаю мой привет всем друзьям нашим по скитаниям, мечтам и чувствам. (ПСС)[4]
Как отмечала В.Н. Муромцева: «Иван Алексеевич <...> был “прямо влюблен в него”. Те, кто близко соприкасались с этим человеком: семья, друзья, даже знакомые,– все относились к нему, как к замечательной личности. // Особенно им было хорошо в Швейцарии» [5, с. 182]. Позднее Бунин посвятил Куровскому еще несколько стихотворений: «В море». (Посвящается В.П. Куровскому) («Высоко наш флаг трепещет…», 1901), «Зимний день в Оберланде». В.П. Куровскому («Лазурным пламенем сияют небеса…», 1902) и стихотворение «Памяти друга», написанное после смерти Куровского (1916).
Владимир Павлович Куровский (1869–1915) жил и работал в Одессе. Куровский был художником, в основном писал пейзажи, марины и тематические картины. Принимал активное участие в выставках южнорусских художников как организатор и участник (1901–1913). Хорошо знал одесских художников и писателей. У Бунина и Куровского было много общих друзей: М.А. Федоров5 (1868–1949), П.А. Нилус (1869–1943), Е.И. Буковецкий (1866–1948) и пр.6 С Куровским Бунин познакомился в Одессе в конце января – начале февраля 1899 г. [1, с. 304]. В Одессе Куровский в разные годы работал: делопроизводителем городской управы и совета, банковским служащим, смотрителем музея изящных искусств (1898–1915). В 1915 г. покончил жизнь самоубийством.
Куровский в августе 1900 г. предложил Бунину вместе отправиться в путешествие: «поедем вместе за границу и непременно поедем через Швейцарию, остановимся в Люцерне, Женеве»7. Начиная с сентября 1900 г. друзья стали готовиться к путешествию.
За границу художника послала Одесская городская управа, видимо, с целью посетить разные картинные галереи и музеи европейских городов, перенять опыт европейских выставок: «Относительно того, куда ехать,– дело для меня вполне решенное, – выбора нет, ведь я еду не на свои средства, а в командировку и должен побывать в возможно большем числе европейских городов»8. Изначально планировалось отправиться из Одессы не позднее 5–6 октября9, но они отправились позже: 7 октября Бунин приехал в Одессу, остановился у Куровского, 11 октября они вместе поехали в Варшаву, 14 октября – в Берлин, 17 октября – в Кёльн, 18 октября – в Париж. Они много гуляли по городу и его окрестностям, ходили в музеи, посетили всемирную выставку [5, с. 182]. 28 октября они отправились в Женеву, прибыли вечером. В Швейцарии друзья решили вести здоровый образ жизни: «они вели чистый образ жизни, бросили курить, пили мало вина и много ходили пешком» [5, с. 182], это также отражено в тексте рассказа. В Швейцарии друзья ходили в горы, побывали во многих городах: Лозанне, Веве, Монтрё, Берне, Интерлакене, Гринденвальде, Мюррене, Бриенце, Брюниге, Люцерне. 7 ноября Бунин и Куровский отправились в Мюнхен, 12 ноября – в Вену, на следующий день они уехали в Прагу, 14 ноября – в Дрезден. Друзья посещали музеи, картинные галереи, ходили по городу. 17 ноября Бунин приехал в Санкт-Петербург [1, с. 373–380].
Само путешествие по Женевскому озеру и свои впечатления от него Бунин подробно описал в письме Ю.А. Бунину от 5 ноября 1900 г.:
Выехали из Парижа 10-го, вечером приехали в Женеву10. <…> ...вышли утром и поразились тихим, теплым утром. Из нежных туманов, скрывавших все впереди, проступали вдали горы и озеро, нежное, лазурно-зеленого цвета. <…> Взяли лодку, купили сыру и вина и вдвоем, без лодочника, уехали по озеру. В час, когда еще утро, но к полудню было очень хорошо. Тишина, солнце, лазурное, заштилевшее озеро, горы и дачи. В тишине– звонкие и чистые колокола, издалека – и тишина, вечная тишина озера и гор. Думал о той тишине, которая царит в заповедном царстве Альп, где только сдержанный шум водопадов, орлы и пригревает полдень. Помнишь, как в «Манфреде». Он один. «Уж близок полдень»... Берет из водопада воды хрустальной в пригоршни и бросает в воздух. В радуге водопада появляется Дева гор или, кажется, Земля... и т.д. Потом возвратились на набережную. <…> В деревне Верье закусили и пошли на гору “Sleve”. <...> Наконец. Было часа 4. Пошли к Трэ-Зарбр, сказали, что оттуда виден Монблан. Путь вообще был труден и долог. Пошли в гору, по лесу, засыпанному листьями, по каменистой дороге. <…> Устали, наконец, сильно. А уже сумерки. Дошли наконец до вокзальчика – пустого – зубчатой железной дороги. <…> Наконец пришли в большой, но конечно, весь пустой отель. Но как славно провели там вечер! <…> Проснулись – свежие, розовые от ветра и холода горного утра. Пошли в Женеву, внизу долина так далеко, что Леман казался как на карте. // В тот же день уехали по озеру в Лозанну. На закате видели славную картину – все озеро густо-лиловое и солнечный столб по нему необыкновенно желтый, яркий. В Лозанне переночевали, вышли – туманно, мягко, нежно и колоссальные снеговые горы к югу сквозь туман. Внизу – озеро, в белесой светлой мгле. Потом зашли на гору, обрыв, виноградники лицом к югу, к солнцу – опять Италия [2, с. 335–337].
Из письма становится очевидно, что в хронотопе рассказа писатель соединил события нескольких дней в один, путешествий по озеру на лодке было несколько. Несовпадение реального и литературного путешествий Бунина мы можем встретить в ранних травелогах Бунина: «На Донце» (1897), «Казацким ходом» (1900) или в книге очерков «Тень Птицы» (или «Храм Солнца», 1908–1933)11.
* * *
Критики и современники положительно встретили рассказ. Н.П. Эспозито в письме от 14 мая 1902 г., прочитав рассказы Бунина в СС (6)-1-1, писала: «вы в ваших рассказах свою душу всю показали, и как она мне симпатична и сродственна. Мне в особенности близки “Тишина”, “Туман”, “Надежда”, “Перевал”, “Костер”, “Новая дорога”, “Осенью”, потому что в них я вижу вас таким, какой я сама была, я сама передумала и перечувствовала то, что вы описываете. Я даже на Женевском озере в лодке каталась и сама гребла, как и вы, я останавливалась и долго смотрела в синюю прозрачную глубь, отражающую глубь небес. Только я жила в восточном углу озера, где вода глубже, горы выше и Италия ближе. Ах, Italia!» [9, с. 414–415].
Н.П. Ашешов в рецензии на СС (6)-1-2[12] определял рассказы Бунина как «стихотворения в прозе». Для критика это скорее положительная характеристика прозы писателя: «При преобладании таких черт в даровании г. Бунина, естественно, что у большинства его рассказов – белые стихи без размера, в которых и горы и море, <…> и тишина озера, и вечное стремление к красоте – все это пропитано одинаковой гармонией, короткой, пессимистической, но нарядной мелодии, звучащей как отрывок элегии на скрипке». Однако критик сожалеет об избранном Буниным творческом пути: «по-видимому, эта поэтическая область – та сфера, из которой г. Бунину нет возврата. Очень жаль! У него превосходный арсенал, чтобы подойти вплотную к жизни, а не только рассматривать ее с высоты субъективных ощущений и пейзажных красот» [11, стб. 599].
Схожую оценку дал А. Богданович. Критик перечисляет короткие рассказы Бунина (в том числе «Тишину») и называет их рассказами-«настроениями», «стихотворениями в прозе», однако для него это скорее негативная оценка, он высоко ценит другие очерки Бунина («Байбаки», «Тарантелла», «Кастрюк»). Хотя и в рассказах-«настроениях» критик признает дарование писателя [12, с. 111–112].
24 апреля 1909 г., выставляя кандидатуру Бунина на звание почетного академика по Разряду изящной словесности Императорской Академии наук, К.К. Арсеньев в записке-представлении писал «Особенно удаются ему описания природы: он идет здесь по стопам Тургенева, нимало ему не подражая. С помощью их одних он умеет сделать привлекательным целый рассказ (напр., “Тишина”,“На Донце”)», записку также подписали: Н.А. Котляревский и Д.Н. Овсянико-Куликовский [1, с. 802].
Н.Н. Мешков, напротив, остался не вполне удовлетворенным бунинскими рассказами, в рецензии на ПР[13], помещенной в московском журнале «Путь», он писал: «Может быть, менее удаются Бунину те рассказы, в которых он пытается овладеть символическим методом, провести параллели между своими личными переживаниями и настроениями природы… Таковы: “Перевал”, “Туман”, “Тишина”, “Надежда”… Но и здесь Бунин – все тот же тонкий поэт и художник, певец красоты и очарования природы» [14, с. 66].
А.Б. Дерман в своей статье «И.А. Бунин» вновь сравнил рассказ «Тишина» со стихотворением в прозе: «Между рассказами Бунина, вошедшими в 1 том, и первоначальными его стихами нет большого различия. Напротив, читая иные из этих рассказов, чувствуешь случайность их прозаической формы, чувствуешь, что и “Тишина”, и “Перевал”, и “Костер” и многие другие – суть воплощения поэтических вдохновений автора. Между этими вещами и стихами Бунина разница лишь в форме, в характере ритма» [15, с. 52].
Оценка критиков: «стихотворение в прозе» коррелирует с нашей, но, как нам кажется, требует уточнения – перед нами элегия, написанная в контексте романтической традиции14.
* * *
Текст публиковался 7 раз. Впервые в МБ, на следующий год в значительно переработанном виде в СС (6)-1-1. С каждой новой публикацией текст сокращается, формулировки оттачиваются, описание пейзажа становится намеренно недостаточным, рваным, диалог персонажей становится более лаконичным. Кроме того, исчезают или изменятся некоторые бытовые детали: изначальные упоминания о том, откуда приехали путешественники, в какой гостинице остановились (МБ) к следующей публикации уже исчезают СС (6)-1-1. При подготовке СС (6)-1-2 Бунин минимально сократил текст, заменил некоторые эпитеты и словосочетания, внес пунктуационные изменения. Текст в изданиях СС (6)-1-2 и СС (6)-1-3[15] идентичен. Переработке текст подвергся при подготовке сборника ПР, на этот раз Бунин сократил и переработал ряд предложений, а также внес пунктуационные изменения. Текст в издании П[16] перепечатан без изменений, но с двумя незначительными опечатками. При подготовке ПСС текст вновь был исправлен: сокращен, пунктуационно изменен, некоторые эпитеты и фразы были заменены17. Для Бунина характерна общая тенденция к сокращению текста. Особенно ярко она проявилась во второй половине 1900-х – первой половине 1910-х годов. Этот текст не стал исключением18. К этим годам Бунин-прозаик достиг зрелости и окончательно выработал свой собственный стиль. «Тишина», на наш взгляд, характерный для молодого Бунина экспериментальный текст, связывающий его с символистскими тенденциями в русской литературе конца XIX – начала XX в., где писатель пробует себя в разных жанрах и в разных стилях. Правка Бунина данного рассказа позволяет оценить общие тенденции правки во второй половине 1900-х – первой половине 1910-х годов, когда писатель начал отказываться от разных стилистических влияний (символизм, народничество) в своей ранней прозе, а также от клише.
Первое, значительное расхождение задано уже в заглавии. Заголовок «На Женевском озере» сам по себе является ярчайшим маркером романтизма, неким литературным (священным) пространством, где бывали: Байрон, Шелли, Мопассан. Тем не менее, хоть и конечный вариант текста содержит в себе все атрибуты романтического произведения, перед нами пример сильного и намеренного сокращения. Сравним первый и последний вариант текста:
«На Женевском озере» (МБ) | «Тишина» (ПСС) |
– Ну,– сказал он, выпьем за горы – за неиссякаемый и чистый источник красоты! Помнишь ты «Манфреда?» Манфред один в Бернских Альпах, у водопада. Полдень. Он произносит заклинания, берет в пригоршни воды и бросает ее в воздух. В радуге водопада появляется дева гор. <…> Я хотел сказать, что вот на этом озере были когда-то великие и чистые души… Шелли, Байрон... потом Мопассан, одинокий и носивший в своем сердце жажду счастья целого мира. И все мечтатели, все любившие и молодые когда-то женщины и мужчины времен Данте и Мюссе, Вертера и Жан-Жака Руссо, все, которые приходили сюда за счастьем, все уже прошли и скрылись куда-то навсегда. Так пройдем и мы с тобой... Хочешь вина? [3, с. 37] | Помнишь ты «Манфреда»? – сказал товарищ. – Манфред в Бернских Альпах, у водопада. Полдень. Он произносит заклинания, берет в пригоршни воды и бросает ее в воздух. В радуге водопада появляется Дева Гор…<…> Вот на этом озере были когда-то Шелли, Байрон... потом Мопассан, одинокий и носивший в своем сердце жажду счастья целого мира. И все мечтатели, все любившие и молодые когда-то, все, которые приходили сюда за счастьем, все уже прошли и скрылись навсегда. Так пройдем и мы с тобой... Хочешь вина? [6, с. 241] |
Летом 1816 г. на Женевском озере на вилле Диодати Дж.Г. Байрон (1788–1824) познакомился с Перси Биши Шелли (1792–1822, английский поэт-романтик) и Мэри Шелли (1797–1851, английская готическая писательница, известная романом «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818)). На вилле писатели придумывали разные страшные истории. В том числе здесь Мэри Шелли придумала историю о Франкенштейне. Известно, что на вилле Байрон написал третью песню поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812–1818). Мопассан бывал в Швейцарии несколько раз, впервые в 1877 г., в последний раз в 1891 г. Бунин использует авторские ремарки Байрона в начале второй сцены драматической поэмы «Манфред» (1817): «Нижняя долина в Альпах. – Водопад. <...> Зачерпывает на ладонь воды и бросает ее в воздух, вполголоса произнося заклинания. Под радугой водопада появляется Фея Альп». В сентябре-октябре 1900 г., накануне путешествия, Бунин начал работать над переводом «Манфреда» [1, с. 371]. Об этом же свидетельствует В.Н. Муромцева-Бунина: «Иван Алексеевич переводил в то время Манфреда, и ему захотелось заглянуть всюду, где “бывал Манфред”» [5, с. 182]. Об этом же Бунин писал брату в письме от 5 ноября 1900 г.: «Помнишь, как в “Манфреде”. Он один. “Уж близок полдень”... Берет из водопада воды хрустальной в пригоршни и бросает в воздух. В радуге водопада появляется Дева гор или, кажется, Земля...» и т.д. [2, с. 335]. Интересно и то, что в письме брату слова о «Манфреде» принадлежат Бунину, в рассказе они произносятся Куровским19.
Отдельного внимания заслуживает Мопассан, произведения которого (и, в частности, травелоги) Бунин читал и хорошо знал. Характеристика, которой Бунин наделяет Мопассана, на наш взгляд, содержит в себе аллюзии на разные произведения Мопассана, т.к. выражает целый комплекс присущих писателю мотивов. Подобное мироощущение, например, можем обнаружить в произведении «На воде», (опубл. 1888) дневнике, в котором описано 9-дневное путешествие на яхте по Средиземному морю (1887):
…и я уже упиваюсь одиночеством, упиваюсь сладостным покоем <...> Да, я жаждал всего и ничем не насладился! Мне бы жизненную силу всего рода человеческого, разум, отпущенный всем существам земным, все таланты, все силы и тысячу жизней вместо одной, ибо все манит меня, все соблазняет мою мысль, и я обречен все созерцать, не владея ничем [21, с. 364, 397].
Другой пример интертекстуального пересечения Бунина с Мопассаном можно обнаружить в этом фрагменте: «Солнце стоит над глубокими и со всех сторон замкнутыми долинами, орел парит в огромном пространстве между ними и небом... И вечная тишина надо всем! Только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, которые гибнут в поисках эдельвейса...» [6, с. 241].
Эдельвейс – цветок семейства астровых. Широко распространен в регионе альпийских гор. В мировой культуре образ эдельвейса часто упоминается в различных произведениях и ассоциируется с труднодоступностью, любовью и удачей. Характерно, что в рассказе Мопассана «На водах (Дневник маркиза де Розевейра)» (1883), действие которого разворачивается в городке Лоэш и его окрестностях, главный герой со своей спутницей отправляются на прогулку вдоль озера (вероятно, Женевского) и по пути находят эдельвейс: «Через час после того, как мы снова двинулись в путь, мы увидели в глубине воронки из гранита и снега черное, мрачное озеро, совершенно гладкое, без малейшей ряби; мы долго ехали по его берегу. Проводник принес нам несколько эдельвейсов, бледных цветов, растущих вблизи ледника. Берта приколола их букетиком к корсажу» [22, с. 111].
Иные упомянутые имена не менее значимы. Жан-Жак Руссо (1712–1778) родился в Женеве. Местом действия в его романе-бестселлере «Юлия, или Новая Элоиза» (опубл. 1761) была Женева и Женевское озеро. Стоит также упомянуть «Исповедь савойского викария» из другого популярного романа Руссо «Эмиль или о воспитании» (1762–1767). В 1834 г. остров лодок (фр. l’Île des barques), находящийся в устье реки Рона, впадающей в Женевское озеро, был переименован в остров Руссо (фр. l’Île Rousseau). На острове в 1835 г. установлен памятник философу. Французский поэт-романтик Альфред де Мюссе (1810–1857) был в Женеве в 1833 г. Сентиментальный роман Иоганна Вольфганга фон Гёте (1749–1832) «Страдания юного Вертера»(1874) никак не связан с Женевой – место действия скорее напоминает немецкий город Вецлар, где Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749–1832) проходил адвокатскую практику в 1772 г., – однако сам Гёте бывал в Швейцарии трижды: 1775, 1779 и 1797 гг. Во время последнего путешествия Гёте побывал в Женеве, что отражено в «Письмах из Швейцарии» (опубл. 1808): «Мы приехали в Женеву» [23, с. 115]. По всей вероятности, роман Гёте причислен Буниным субъективно, на основе личных ощущений. Упоминание Данте (1265–1321, о том, бывал ли Данте на Женевском озере, ничего неизвестно) и его «времен» добавляет необходимый (романтический) пафос, задавая длительную литературную и историческую перспективу.
Похожее перечисление имен писателей, в разное время посещавших озеро, можно встретить в путеводителе Бедекера: “The lake has for centuries been a favourite theme with writers of all countries – Byron, Voltaire, Rousseau, Alex. Dumas, and many others”20 [24, p. 223]. О том, что Бунин пользовался путеводителем21, узнаем из первой публикации (МБ) рассказа: «зашли в отель за путеводителем» [3, с. 34].
Литературную матрицу романтизма дополняют также иные указанные в тексте образы, хорошо известные русскому и европейскому читателю-современнику Бунина. Вот лишь один из них: «А вон Савойя – родина тех самых мальчиков-савояров с обезьянками, о которых читал в детстве такие трогательные истории!» [6, с. 239].
Савойские горы – территория у альпийских гор, находящаяся между Францией, Италией и Швейцарией. С начала XV в. до середины XIX в. Савойя была самостоятельным герцогством. Савоярами (фр. savoyards, от Савойя (фр. Savoie)) обычно называли бродячих артистов и музыкантов. «Савояр» стал именем нарицательным, не обязательно привязанным к географической территории Савои. Образ мальчика-савояра с обезьянкой, сурком, морской свинкой или каким-нибудь еще животным, а также с шарманкой или бубном был популярен в европейской культуре с конца XVIII в. См., например, известное стихотворение «Сурок» (фр. “Marmotte”) из пьесы Иоганна Вольфганга фон Гёте (1749–1832) «Ярмарка в Плундерсвейлере», (1773). Людвиг ван Бетховен (1770–1827) положил эти стихи на музыку (публ. 1805 г.), что способствовало популяризации образа мальчика-савояра. Также известна сказка французского писателя Жана-Николя Буйи (1763–1842) “Le petit savoyard” («Маленький савойяр») из сборника “Conseils à mafille” («Сказки дочери моей»), 1811 г. (русский перевод известен с 1816 г., переиздан в 1882 г.). В русской литературе образ мальчика-савояра22 закрепился с середины XIX в. См., например, очерк Д.В. Григоровича (1822–1900) «Петербургские шарманщики», напечатанный в сборнике «Физиология Петербурга» (СПб., 1845), и статью В.В. Толбина (1821–1869) «Петербургские савояры: Уличный тип» (Пантеон. 1853. № 11. Паг. 4-я. С. 37–58).
* * *
Отдельного внимания заслуживает то, как меняется говорящий. Изменения происходят уже во второй публикации.
МБ | СС (6)-1-1 |
– Знаешь, – сказал я, – мне часто не верится, что я действительно в тех местах, о которых, бывало, только мечтал, глядя на карту, и часто хочется напомнить себе об этом как-нибудь посильнее. Чувствуешь ты, например, что вот за этими горами, так близко от нас – Италия? Чувствуешь ты юг в этой удивительной осени? [3, с. 35] | – Знаешь, – говорил мне товарищ, – мне часто не верится, что я действительно в тех местах, о которых, бывало, только мечтал, глядя на карту, и часто хочется напомнить себе об этом как-нибудь посильнее. Чувствуешь ты, например, что вот за этими горами, так близко от нас – Италия? Чувствуешь ты юг в этой удивительной осени? [4, с. 279] |
Бунин вновь, как и в случае с репликой о «Манфреде», меняет себя с Куровским местами. Первый вариант публикации (МБ) вступает в противоречие и со стихотворением «Памяти друга» (1916), посвященным Куровскому после самоубийства:
И ты сказал: «Послушай, где, когда
Я прежде жил? Я странно болен– снами,
Тоской о том, что прежде был я Бог...
О, если б вновь обнять весь мир я мог!»
Ты верил, что откликнется мгновенно
В моей душе твой бред, твоя тоска
[26, с. 163].
Как нам кажется, это намеренное изменение. Таким образом, в тексте появляется однозначная дискурсивная направленность: нарратор постепенно отказывается от каких-либо реплик, оставляя за собой роль слушателя, говорить предоставляется персонажу Куровского, который, помимо литературного пафоса, выражает пафос философский (элегический):
МБ | ПСС |
Я подставил стакан, он налил и прибавил с грустной улыбкой: – Да, скоро пройдем и также не скажем ни себе, ни людям, где счастье? Неужели не скажем? – спросил он, подымая на меня глаза. – Знаешь, так хорошо, что приходит в голову – не здесь ли оно? Может быть оно только в успокоении? Сейчас, например, мне кажется, что когда-нибудь я сольюсь с этой предвечной тишиной, у преддверия которой мы стоим, и что счастье в ней. Пока мы еще среди людей. Но там, вот за этими горами, заповедное царство иной жизни. Там стоят Альпы, увенчанные льдами, и от века слушают глубокую и неизреченную тишину своих долин. Помнишь, у Ибсена Рубек говорит: «Ты слышишь, Майя, тишину?»23 Это хорошо сказано! Слышишь тишину гор, особенную, заповедную тишину? Только почему даже и об ней хочется рассказать женщине? [3, с. 37–38] | Я подставил стакан, он налил и прибавил с грустной улыбкой: – Мне кажется, что когда-нибудь я сольюсь с этой предвечной тишиной, у преддверия которой мы стоим, и что счастье в ней. Помнишь Ибсена: «Ты слышишь, Майя, тишину?» Слышишь ли ты ее, эту тишину гор? [6, с. 241] |
Пожалуй, самой значительной и частой переработке был подвержен предпоследний абзац текста, где автор пытался выразить некую эстетическую, оценку путешествия и дать философское резюме тексту: в МБ, СС (6)-1-1, СС (6)-1-2 (незначительно), ПР и ПСС можно встретить абсолютно разные отрывки текста.23
МБ | СС (6)-1-1 |
«Скитания! – думал я. – Вечная печаль и радость тех, которые ищут в жизни счастья!» // И мы опять заговорили о том, что так неустанно преследовало нас. Мы опять | Не спеша работая веслами и прислушиваясь к далекому замирающему звону, мы заговорили о завтрашнем путешествии в Савойю, о том, сколько времени мы можем пробыть |
вспомнили старые города Германии, Париж, его парки, Сену, бульвары и тысячи женщин, за которыми мы следили, как за химерой, вечно дразнившей нас и принимавшей все новые и новые образы. Теперь все это было далеко. Но и здесь, в горных скитаниях, которых мы ждали и даже в вечной тишине гор, которую мы предчувствовали, носился перед нами все тот же уходящий и изменчивый образ. // – Все-таки хорошо! – задумчиво сказал мой спутник, прислушиваясь к далекому, замирающему звону. // – Хорошо! – сказал и я. // Потом медленно повернул лодку и взялся за весла. Товарищ поднял свои и всю дорогу до Женевы сидел молча и глядел только в воду. [3, с. 38] | там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к прежнему, к мечтам о счастье. Мы снова перебрали в памяти старые города Германии, Париж, его парки, Сену, бульвары, музеи, старые храмы. Красота новой для нас природы и красота искусства и религии всюду волновали нас юношеской жаждой возвысить до них нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми. Женщины, за которыми мы всюду следили в пути, как за химерой, вечно дразнили нас жаждой любви, возвышенной, романтической, утонченно-чувственной, почти обожествляющей тот идеально-женственный образ, который мелькал перед нами в отдалении то в том, то в другом лице и теле. Но не сказочное ли это счастье, которое уходит за темные леса и горы все дальше по мере того, как идешь за ним? Издалека, в общем, человеческая жизнь казалась прекрасна, интересна, увлекательна… Вблизи – она была иная. Сколько узких и низменных чувств и мыслей, сколько мелочности, глупости, и животности, сколько пошлых и оскорбительно-некрасивых лиц!.. Теперь мы были у преддверия в царство природы. Но и здесь, на этом голубом озере, и в горных скитаниях, которых мы ждали, – всюду носился перед нами все тот же уходящий, влекущий и изменчивый женский образ и по-прежнему просыпалась тоска по человеку, снова и снова влекла к себе человеческая жизнь, жажда разделить с людьми все, что пробуждала в сердце красота вечного. И на все был один ответ – вечное молчание гор, которое мы предчувствовали… [4, с. 283–284] |
ПР, П | ПСС |
Не спеша работая веслами и прислушиваясь к далекому замирающему звону, мы говорили о завтрашнем путешествии | Не спеша работая веслами и прислушиваясь к замирающему звону, мы говорили о путешествии в Савойю, о том, сколько |
в Савойю, о том, сколько времени мы можем пробыть там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к мечтам о счастье. Красота новой для нас природы и красота искусства, религии всюду волновали нас юношеской жаждой возвысить до них нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми. Женщины, за которыми мы всюду следили в пути, дразнили нас жаждой любви, возвышенной, романтической, утонченно-чувственной, почти обожествляющей тот идеально-женственный образ, который мелькал перед нами в отдалении – то в том, то в другом лице и теле. Но не сказочное ли это счастье, которое уходит за темные леса и горы все дальше по мере того, как идешь за ним? Издалека, в общем, человеческая жизнь казалась прекрасна, интересна, увлекательна… Вблизи – она была иная. Сколько узких и низменных чувств и мыслей, сколько мелочности, глупости, и животности, сколько пошлых и оскорбительно-некрасивых лиц! Теперь мы были у преддверия в царство природы. Но и здесь, на этом голубом озере, – всюду носился перед нами все тот же уходящий, влекущий и изменчивый женский образ, снова и снова влекла к себе человеческая жизнь, жажда разделить с людьми все, что пробуждала в сердце красота вечного… [19, с. 358] | времени мы можем пробыть там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к мечтам о счастье. Красота новой для нас природы, красота искусства и религии всюду волновала нас юношеской жаждой возвысить до нее нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми. Женщины, за которыми мы всюду следили в пути, дразнили нас жаждой любви, возвышенной, романтической, утонченно-чувственной, почти обожествляющей тот идеально-женственный образ, который мелькал перед нами... Но не сказочное ли это счастье, которое уходит за темные леса и горы все дальше по мере того, как идешь за ним? [6, с. 241–242] |
Как нам кажется, тот факт, что Бунин множество раз переписал концовку, желая лучше выразить философскую мысль текста, является наиболее красноречивым примером элегической составляющей текста.
* * *
В статье мы старались, на основе текстологических сравнений, показать, как изменялся, сокращался текст Бунина. Изначально пестривший романтическими клише, аллюзиями текст постепенно оттачивается и лишается изначальной романтической и эмоциональной избыточности. Многие бытовые детали тоже стираются, оставляя перед читателем намеренную недосказанность, неточность.
Текст, посвященный Куровскому, содержит множество автобиографических деталей и свидетельств реальной поездки. Таким образом, перед нами приоткрывается зазор бунинского травелога между реальным и литературным путешествием. Бунин намеренно создает литературное пространство вокруг путешествия. Роль говорящего целенаправленно передана Куровскому как центральной фигуре рассказа.
Особый интерес Бунин проявлял к необходимой для элегии заключительной философской сентенции, о чем свидетельствует частота исправления этого абзаца.
3 Стоит отметить, что перед нами единственный прозаический текст, который Бунин посвящал кому-либо, хотя, конечно, фамилия Куровского в тексте не встречается.
5 Изначально Федоров планировал поехать вместе с Буниным и Куровским в путешествие, в письме от 27…29 июля 1900 г. он писал Бунину: «Весьма и даже очень вероятно, что в октябре и я с Куровским и тобой поеду в Париж» [1, с. 359].
6 В.Н. Муромцева-Бунина не раз отмечала, важность дружеских поездок для Бунина, так в письме от 6 или 7 апреля 1912 г. она писала: «Прочла твою “Тишину”, да поезжай с Нилусом в Испанию, с друзьями ты сентиментальнее, чем со мной, и чувствуешь все гораздо менее суше и любишь вспоминать с ними о своих поездках, тогда как со мною все у тебя сереет» (ОГЛМТ. ф. 14. № 2959/98 оф. Цит. по: [7, с. 184]). Важно добавить, что с В.Н. Муромцевой Бунин ездил в путешествия множество раз, самым литературным следует назвать несколько их совместных путешествий на Восток в 1907 и 1910–1911 гг. Они отражены в книге «Тень Птицы».
7 ОГЛМТ. ф. 14. № 3046/4 оф. Цит. по: [1, с. 362].
8 ОГЛМТ. ф. 14. № 3046/18 оф. Цит. по: [1, с. 366].
9 ОГЛМТ. ф. 14. № 3046/5 оф. Цит. по: [1, с. 366, 368].
10 Здесь и далее выделено мной – М.Щ.
14 Рассказ И.А. Бунина «Тишина» не анализировался с точки зрения текстологической эволюции текста. Как правило, исследователи обращали внимание на стиль произведения [16] или на философский аспект «тишины» в произведениях Бунина [17]. Вопрос о том, как изменился смысл произведения из-за редактирования текста, не исследовался.
17 Важным текстологическим уточнением служат рукописные записи, оставленные Буниным в томах ПСС: «Иногда рядом появляется новая надпись: “взять”, “можно взять”, “Взять из издания ‛Петрополис’”. Почти все оставленные Буниным тексты имеют авторскую правку (учтена в Собр. соч. 1965–1967). Во втором томе (стр. 3) — полустертая надпись: “Никуда, никогда не брать из этого тома” — и дальше перечень рассказов: “Перевал”, “На хуторе”, “Байбаки”, “Без роду-племени”, “Поздней ночью”, “В августе”, “Тишина”» [9, с. 486]. Видимо, по этой причине, Бунин в эмиграции не переиздавал «Тишину».
19 Об этом переносе говорящего в реальном и в литературном путешествии см. ниже.
20 Озеро на протяжении веков было излюбленной темой писателей всех стран – Байрона, Вольтера, Руссо, Александра Дюма и многих других. (Пер. с англ. – М.Щ).
21 В конце XIX в. были распространены разные путеводители. Весьма популярным был путеводитель «бедекер», издаваемый с 1839 г. немецким издателем Карлом Бедекером (1801–1859), позднее его дети значительно расширили семейное дело: «бедекеры» продавались по всей Европе и были переведены на все европейские языки, в том числе на русский. «Русский Бедекер» по Швейцарии впервые был издан в 1909 г. (Киев: изд. П. Копельмана), хотя русскоязычные путеводители по Швейцарии известны с 1860–70-х годов (например, путеводители Н. Майского (СПб., 1860; переизд. 1865, 1867), П. Якубовича (СПб., 1874) или современные для бунинского путешествия (1890–1900-е) путеводители Л. Брейтфуса (Берлин, 1897), А.П. Ненашева (М., 1901)). Вероятно, Бунин и Куровский могли пользовался очень популярным в то время путеводителем Бедекера, его французским, английским или немецким изданием: [24] (пер. Швейцария: и прилегающие части Италии, Савойя и Тироль: справочник для путешественников). Путеводитель Бедекера по Швейцарии (1844) стал одним из самых известных и регулярно переиздавался. О том, что Бунин пользовался путеводителями, когда работал над очерками из книги «Тень Птицы» / «Храм Солнца», см.: [25].
22 Образ савояра можно встретить и в других бунинских произведениях: в стихотворении «С обезьяной», 1907 г., хорват с шарманкой и обезьяной «бредет» мимо дач рядом с Одессой [26, с. 49–50]. В рассказе «Чаша жизни», 1921 г., находим: «Песчаная улица была не избалована зрелищами. Однажды, когда появился на ней серб с бубном и обезьяной, несметное количество народа высыпало за калитки» [27, с. 452]. Об образе савояра в русской литературе см. подробнее: [28].
23 Парафраз диалога Рубека и Майи из начала первого действия пьесы Г.Ю. Ибсена — норвежского драматурга (1828–1906) — «Когда мы мертвые, пробуждаемся» (1899).
Об авторах
М. С. Щавлинский
Институт мировой литературы, им. А.М. Горького РАН
Автор, ответственный за переписку.
Email: maxim.shavlinsky@gmail.com
ORCID iD: 0000-0001-5156-8999
Аспирант, младший научный сотрудник
Россия, МоскваСписок литературы
- Летопись жизни и творчества И. А. Бунина: В 2 т. / сост. С.Н. Морозов. Т. 1. 1870–1909. М.: ИМЛИ РАН, 2011. 944 с.
- И.А. Бунин. Письма 1885–1904 годов / Под общ. ред. О.Н. Михайлова, коммент. С.Н. Морозова и др. М.: ИМЛИ, 2003. 767 с.
- Бунин И.А. На женевском озере // Мир Божий. 1901. № 7. С. 34–38.
- Бунин И.А. Тишина // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1: Рассказы. СПб.: Изд. т-ва «Знание», 1902. С. 277–284.
- Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью / Вступ. ст., примеч. А.К. Бабореко. М.: Вагриус, 2007. 509 с.
- Бунин И.А. Тишина // Полное собрание сочинений: В 6 т. Т. 2. Пг.: Изд. Т-ва А.Ф. Маркс, 1915. С. 238–242.
- Летопись жизни и творчества И.А. Бунина. В 2 т. / сост. С.Н. Морозов. Т. 2. 1910–1919. М.: ИМЛИ РАН, 2017. 1184 с.
- Щавлинский М.С. Эволюция травелога в раннем творчестве И.А. Бунина: от «Казацкого хода» до «Храма Солнца» // Сб. ст. по результатам XLIX международной научно-практической конференции «Eurasia science» (15 ноября 2022 г.). М.: Научно-издательский центр «Актуальность.РФ», 2022. С. 292–295.
- Литературное наследство. Т. 84. Иван Бунин. Кн. 2. М.: Наука, 1973. 551 с.
- Бунин И.А. Тишина // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1: Рассказы. СПб.: Изд. т-ва «Знание», 1903. С. 273–280.
- Ашешов Н.П. Рассказы Ив. Бунина // Вестник и библиотека самообразования. 1903. 27 марта (№ 13). Стб. 599.
- А. Б. [Ангел Богданович]. [Рец.: Рассказы (Сочинения. Т. 1). СПб.: Знание, 1902] // Мир Божий. 1902. № 5. С. 111–112.
- Бунин И.А. Тишина // Перевал и другие рассказы. М.: Московское книгоиздательство, 1912. С. 330–336.
- Мешков Н.Н. [Рец. на кн.: Бунин И. Перевал и другие рассказы. М., 1912; Рассказы и стихотворения 1907–1910 гг. М., 1912] // Путь. 1912. № 7 (май). С. 65–66.
- Дерман А.Б. И. Бунин // Русская мысль. 1914. № 6. Отд. II. С. 52–75.
- Горбунова Л.В., Крундышева А.М. Стилистический анализ рассказа И.А. Бунина «Тишина» // Неделя науки СПБПУ. Материалы научной конференции с международным участием: В 3 ч. Ч. 1. / отв. ред. А.В. Рубцова, М.С. Коган. СПб.: ПОЛИТЕХ-ПРЕСС, 2020. С. 234–237.
- Усманова Л.А. Дискурсивная валентность и аспекты ее реализации (на материале лексемы «тишина» в произведениях И.А. Бунина) // Динамика языковых и культурных процессов в современной России. Вып. 6.: материалы VI Конгресса РОПРЯЛ (Уфа, 11–14 октября 2018 г.). СПб.: РОПРЯЛ, 2018. С. 540–544.
- Бунин И.А. Тишина // Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1: Рассказы. СПб.: Изд. т-ва «Знание», 1904. С. 273–280.
- Бунин И.А. Тишина // Перевал: Рассказы 1892–1902 гг. М.: Книгоиздательство писателей в Москве, 1913. С. 352–358.
- Пономарев Е.Р. Жанровый генезис и сюжетология ранней прозы И.А. Бунина // Studia Litterarum. 2022. Т. 7. № 4. С. 178–193.
- Мопассан Г. де. На воде // Полное собрание сочинений: в 7 т. Т. 5. М.: Правда, 1977. С. 359–445.
- Мопассан Г. де. На водах (Дневник маркиза де Розевейра) // Полное собрание сочинений: в 12 т. Т. 4. М.: Правда, 1958. С. 107–116.
- Гёте И.В. Письма из Швейцарии // Полное собрание сочинений: в 10 т. Т. 6. М.: Художественная литература, 1978. С. 405–418.
- Baedeker K. Switzerland: and the adjacent portions of Italy, Savoy, and the Tyrol: handbook for travellers. London: Dulau and Co., 1891. XXIX, 498 p.
- Щавлинский М.С. «Храм Солнца» И.А. Бунина – неоконченный проект освоения Востока // Иван Бунин и его время: контексты судьбы – история творчества / ред.- сост. Т.М. Двинятина, С.Н. Морозов. М.: ИМЛИ РАН; Литфакт, 2021. С. 934–952. (Академический Бунин; вып. 3).
- Бунин И.А. Стихотворения: в 2 т. Т. 2. / вступ. ст, сост., подгот. текста и примеч. Т.М. Двинятиной. СПб.: Вита Нова, 2014. 541 с.
- Бунин И.А. Чаша жизни // Собрание сочинений: в 6 т. Т. 3. / Подгот. текста и комментарии А.К. Бабореко. М.: Художественная литература, 1987. С. 447–465.
- Зельченко В.В. К столетию одного рукопожатия: Действительность и литература в «Обезьяне» В.Ф. Ходасевича // Летняя школа по русской литературе. 2015. Т. 11. № 2. С. 172–195.
